— Экономично.
— Ага. На спиртное мы практически не тратимся. Фактически, вести весь наш Храм стоит гораздо дешевле, чем тебе вести твой дом. Кроме первоначального вложения и замены в интерьере мы тратились только на кофе и булочки: у нас свои понятия об удовольствии. Нам так мало надо, что мне часто приходится придумывать, куда бы деть поступающие деньги.
— Почему тогда ты собираешь пожертвования?
— Мне приходится это делать, Джубал. Публика не ходит на представление, если за него не надо платить.
— Я это знаю, но удивлен, что и тебе это известно.
— Известно. Я грокаю людей, Джубал. Сначала я стал просто проповедовать. Это не сработало. Мы, люди, должны значительно продвинуться в развитии, прежде чем научимся принимать бесплатные дары и ценить их. Я ничего не даю бесплатно до Шестого Круга. Только тогда они начинают принимать… и это гораздо труднее, чем давать.
— Хм… сынок, возможно, тебе стоит написать книгу по психологии людей.
— Я и пишу. Но на марсианском. У Стинки есть ленты. — Майк с видом сибарита отпил из стакана. — Мы иногда употребляем спиртное. Вроде этого. Немногим из нас — Солу, мне, Свену, некоторым другим — это нравится. Я научился делать так, чтобы эффект был слаб, но продолжителен. Эйфория сближения при этом очень походит на транс, и не надо отключаться. — Он сделал новый глоток. — Этим я сегодня и занимаюсь: позволяю голове слегка кружиться и радуюсь встрече с тобой.
Джубал изучающе посмотрел на него.
— Сынок, что-то не дает тебе покоя.
— Да.
— А ты не хочешь поделиться со мной?
— Да. Отец, мне всегда хорошо с тобой, даже если что-то меня тревожит. Но ты единственный человек, с которым говоришь и знаешь, что он грокнет и не будет поражен. Джил… Джил грокает всегда, но если что-то ранит меня, ее это ранит еще больше. То же самое — Доун и Патти… Да, Патти всегда отведет мою боль, но она делает это, принимая ее на себя. Слишком просто было бы мне принимать боль, деля с остальными то, что я не в силах грокнуть не деля. — Майк задумался. — Необходима исповедь. Католики это знают, и у них есть духовно сильные люди, которые этим занимаются. У фостеритов существует групповая исповедь, они пропускают боль через группу людей, и боль истончается. Я должен ввести исповедь на ранней стадии очищения. Мы практикуем это, но спонтанно, когда пилигрим уже и не нуждается в отпущении. Нам нужны для этого сильные духом люди: «грех» редко связан с реальным злом, но грех это то, что грешник грокает грехом, и когда ты грокаешь с ним, это причиняет боль. Я знаю. — Майк помолчал. — Добро — еще не все, одного добра мало. Это была моя первая ошибка, потому что среди марсиан добро и мудрость — одно и то же. Другое дело мы. Возьмем Джил. Когда я встретил ее, ее понятие добра было превосходно. Тем не менее внутри у нее царил хаос, и я мог повредить ей — и себе, — потому что и во мне царил хаос. И мы не скоро обтесались. Ее бесконечное терпение (вовсе не свойственное всем людям), вот что спасало нас… пока я учился быть человеком, а она училась тому, что знаю я.
Но одного добра никогда не бывает достаточно. Холодная мудрость тоже нужна для добрых поступков. Добро без мудрости всегда порождает зло. — Майк помолчал и абсолютно трезвым голосом сказал: — Вот почему я нуждаюсь в тебе, Отец, так же сильно, как люблю тебя. Я нуждаюсь в твоей мудрости и твоей силе… ибо я должен исповедаться тебе.
Джубал поморщился.
— Ради Бога, Майк, не делай из этого мелодрамы. Расскажи, что гложет тебя, и мы найдем выход.
— Да, Отец.
Однако на этих словах Майк замолчал, и надолго. Наконец Джубал нарушил молчание.
— Ты обвиняешь себя в том, что дал разрушить Храм? Я не виню тебя за это. Сам-то ты не сломлен, ты построишь новый Храм.
— Нет-нет, это меня ни капли не заботит!
— Почему?
— Этот Храм был дневником с исписанными страницами. Время начинать новый дневник, а не писать по старым записям. Огонь не может уничтожить знания… и с точки зрения практической политики, такие эффектные гонения в конечном итоге идут только на пользу. Церкви процветают на мученичествах и преследованиях. Это для них лучшая реклама. Фактически, Джубал, последняя пара дней была радостной отдушиной в привычной рутине. Не нанесено никакого ущерба. — Выражение его лица изменилось. — Отец, недавно выяснилось, что я шпион.
— Что ты хочешь сказать, сынок?
— Для Старших. Я послан сюда шпионить за людьми.
Джубал обдумал услышанное. Потом сказал:
— Майк, я знаю, что ты умнейший человек. Ты обладаешь силами, каких нет во мне и каких я никогда не видывал. Но человек может быть гением и, тем не менее, в чем-то заблуждаться.
— Я знаю. Дай мне объяснить и тогда решай, свихнулся я или нет. Ты знаешь, как действуют разведывательные спутники, которые используют Силы Обороны?
— Нет.
— Я не имею в виду технические подробности, которые интересуют Дюка, я имею в виду общую схему. Они кружат вокруг Земли, собирая данные и накапливая их в памяти. Потом, в определенной точке, по команде срабатывает реле, и телепередатчик транслирует все, что увидел. Именно так поступили и со мной. Ты ведь знаешь, что мы, члены Гнезда, используем то, что называют телепатией.
— Мне пришлось в это поверить.
— Это так и есть. Но разговор всегда идет tête-a-tête, и никому в голову не приходит читать чужие мысли без разрешения. Я вообще не уверен, что мы это можем. Даже прошлой ночью связь шла через мозг Доун, а не через твой.
— Что ж, это, пожалуй, удобно.
— В этом искусстве я «только яйцо». Старшие — истинные мастера. Они связались со мной, не поставив в известность, попросту проигнорировав меня, и помимо моей воли все, что я видел, слышал, чувствовал и грокал, пошло на Марс. Я не хочу сказать, что они все это стерли из моей памяти, они прокрутили ленту и, так сказать, сделали копию. Но момент, когда это началось, я почувствовал. Однако все кончилось раньше, чем я смог воспрепятствовать этому. Затем они отключили связь. Я не мог даже протестовать.
— Хм… На мой взгляд, они поступили с тобой подло.
— Но не по их меркам. И я не стал бы отказываться… Я с радостью сделал бы это добровольно… знай я об этом до того, как покинул Марс. Но они не хотели, чтобы я знал. Они хотели, чтобы я грокал и чтобы ничто мне не мешало.
— Должен добавить, — сказал Джубал, — что если теперь тебе не грозит это чертово вторжение в мозг, то это только хорошо. Это все равно, как если бы все эти два с половиной года рядом с тобой постоянно торчал марсианин и глазел на тебя. Какой от этого вред?
Майк серьезно поглядел на него.
— Джубал, выслушай одну историю. Выслушай внимательно. — Майк рассказал ему о разрушении пятой от Солнца планеты, чьи обломки были теперь астероидами. — Что ты на это скажешь?
— Напоминает предание о потопе.
— Нет, Джубал. Про потоп ты не можешь сказать наверняка, был он или нет. А что ты скажешь о разрушении Помпеи и Геркуланума?
— Ну, это факт, подтвержденный исследованиями.
— Джубал, разрушение пятой планеты Старшими так же истинно, как то извержение Везувия, и описано во всех подробностях. Это не предание, а факт.
— Предположим. Если я правильно понял, ты боишься, что марсианские Старшие могут и с нами обойтись точно так же? Ты извинишь меня, если я скажу, что мне в это трудновато поверить?
— Джубал, не надо быть Старшим, чтобы сделать это. Это требует только знания, как образуется материя. А также тех способностей, которые я время от времени пускаю в ход. Просто сперва необходимо грокнуть, что ты собираешься делать. Я это могу прямо сейчас. Скажем, есть кусок материи рядом с ядром Земли диаметром в сотню миль. Это много больше, чем нужно, но мы хотим, чтобы все прошло быстро и безболезненно. Скажем, для того, чтобы доставить удовольствие Джил. Надо почувствовать его размеры и место, тщательно грокнуть, как соединяется материя… — Его лицо потеряло всякое выражение, глаза начали закатываться.
— Эй! — испугался Харшоу. — Прекрати! Я не знаю, можешь ты это или нет, но я не желаю, чтобы ты пробовал!
Лицо Человека с Марса приобрело обычное выражение.
— Я никогда не стал бы этого делать. На мой взгляд, это неправильность. Я человек.
— Но не на их взгляд?
— Нет. Старшие могут грокнуть, что это красивое решение проблемы. Не знаю. Я способен сделать это… но не испытываю желания. Джил могла бы это сделать… точнее, придумать верный способ. Но она никогда не сделает этого. Она тоже человек. Это ее планета. Суть нашего учения, во-первых, в уверенности в себе и, во-вторых, в самоконтроле. К тому времени, когда человек получит способность к разрушению своей планеты подобным методом (вместо таких уродливых способов, как кобальтовая бомба), он просто не сможет — я это грокнул полно — захотеть этого. Он скорее рассоединится. И это снимает угрозу разрушения планеты: наши Старшие не имеют привычки толкаться среди людей, как это делают Старшие на Марсе.